Thursday, December 12, 2019

ДОНЖУАНСКИЙ СПИСОК КАЗАНОВЫ




Имя любвеобильного Джакомо Джироламо Казановы давно стало нарицательным наряду с именами Дон Жуана и Ловеласа. Но испанец Дон Жуан и англичанин Ловелас персонажи литературные, а Казанова лицо вполне реальное, правда, лицо это не всегда благородное и возвышенное. О Казанове писалось много. Я попробую дополнить сведения о нем донжуанским списком из 132 женских имён. Кстати, у Пушкина всего на два десятка меньше. Но Александр Сергеевич прожил 37 лет, а венецианский авантюрист  (переставьте цифры) – 73 года.
 Список по национальному признаку, учитывая путешествия Казановы,  не особо впечатляет – всего 11 национальностей. В том числе: 47 итальянок, 29 француженок, 10 швейцарок, 8 немок, 5 англичанок, 2 гречанки, 2 испанки, 2 польки, 1 голландка, 1 русская, 1 португалка. Национальности остальных 42 женщин не указаны. ( Государств в Европе того времени можно было сосчитать на пальцах обеих рук). И хоть 16 женщин решительно дали отпор Казанове, он не уставал повторять, что «самые сладкие женщины те, которых труднее всего завоевать». Больше всего Казанова соблазнял женщин из числа прислуги (24), при этом приударял и за их хозяйками, женщинами состоятельными (18). Он добился благосклонности 15 дворянок, оплатил услуги 11 проституток (но, думается, число «жриц любви» было куда больше). Влюбил в себя 7 актрис, 6 танцовщиц и 3 певиц. Не брезговал и крестьянками (6). Разорялся из-за 4 куртизанок. Обольстил 2 монахинь (кощунство и святотатство для католика, крещенного в венецианской церкви св. Самуила). Выторговал себе 1 рабыню. Удача с прелестницами почти всегда сопутствовала ему. Он сам себя подзадоривал: «Ни у кого не проси огня, будь сам пламенем». Неплохой урок для современного волокиты! Самой юной его любовницей было 11 лет. В возрасте от 11 и до 15 в его списке числятся  22 сожительницы. От 16 и до 20 – уже 29. Ну, а от 30 и старше, – кто вам признается!..   


Он наставил ветвистые рога 11 мужьям. «Тот, кто не совершает ошибок, не делает ничего», - утешал в алькове своих замужних  возлюбленных будущий смотритель библиотеки в богемском замке Дукс. С ним разделили ложе любви 5 вдовушек. Он им нашептывал собственные  крылатые слова: «Любовь – это на три четверти любопытство?».  Предпочитал брюнеток, но иногда не обходил внимание и блондинок (всего 8). Коварно поступал с девушками: Казанова дефлорировал свыше 30 девственниц. При этом, по всей вероятности, повторяя свое излюбленное выражение: «Брак – могила для любви». Собственно, благодаря автобиографической книге «История моей жизни», Казанова прославился как непревзойденный «женский обольститель». Как там в том старом анекдоте? Пишите тоже!


В предисловии к эссе «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой» Стефан Цвейг объяснял столь странное соседство следующим образом: «Казанова, Стендаль, Толстой, - я знаю, сопоставление этих трех имен звучит скорее неожиданно, чем убедительно, и трудно себе представить плоскость, где беспутный, аморальный жулик и сомнительный художник Казанова встречается с таким героическим поборником нравственности и совершенным изобразителем, как Толстой. В действительности же и на этот раз совмещение в одной книге не указывает на размещение их в пределах одной и той же духовной плоскости; наоборот, эти три имени символизируют три ступени одну выше другой, ряд восходящих проявлений однородной формы; они являются, повторяю, не тремя равноценными формами, а тремя ступенями в пределах одной и той же творческой функции: самоизображения».
Через два десятка лет, после выхода этого эссе,  в 1942 году Стефан Цвейг и его жена Лота в Бразилии покончили жизнь самоубийством. Прав был австрийский классик, каждый певец исполняет свою неповторимую жизненную арию.
 

Saturday, December 7, 2019

ГЕРКУЛЕСОВЫЙ СТОЛБ ПОЛУАНКЛАВА



Ох уж эта Англия, владычица морей!.. Одних только заморских территорий у Великобритании больше дюжины: от тропически-диковинных Тёркс и Кайкоса до средиземноморской твердыни Гибралтар. Я несколько лет назад побывал на островах Тёркс и Кайкос, что в Вест-Индии. Топоним Тёркс появился на карте мира по принципу  акына Джамбула Джабаева: что вижу – то пою. Алые цветы, растущих на этом архипелаге редких кактусов (по-научному – Cephalocereus millspaqhii), ассоциировались у простосердечных первооткрывателей с турецкими фесками, которые, как известно, первыми стали носить не турки, а марокканцы в Фесе. Замечу попутно: кактус больше напоминает фаллос, поэтому его чаще называют Dildo cactus («Кактус-фаллоимитатор»), что точнее соответствует форме растения.


Dildo cactus («Кактус-фаллоимитатор»).

В том, что в Атлантическом океане есть остров Тёркс, турки ничуть неповинны. Случайное в топонимике встречается сплошь да рядом. В географии – случай на случае сидит и случаем удачливо погоняет. Случай же, завещали нам древние римляне, наставник для неразумных. Да и русская пословица предупреждает: случайные слова – что орехи без ядра. Моя преамбула обращена, главным образом, тем, мягко говоря, горе-историкам-географам, которые в будущем, эдак лет через сто-двести, зацепившись за топоним «Тёркс», отметят «документально подтвержденное присутствие» янычар на Карибах задолго до Христофора Колумба. И еще одну несправедливость хочется отметить, на сей раз из минералогии. Океан вокруг тех островов бирюзовый, что по-английски turquoise – в переводе нечто вроде турецкого камня. Но почему англичане, купно с остальными европейцами, так величают бирюзу, – минерал родом из Персии, чье имя означает на персидском «победоносный», – разобраться сложно, даже приближаясь на кораблике «Тере Моана» класса люкс к берегам Европы.


Бирюза островов Тёркс и Кайкос.

Проплывая в три часа ночи мыс испанского Трафальгара (на арабском – «пещерный мыс») с его маяком, подающем мигающие сигналы с пятидесятиметровой высоты, мысленно перенесся на Трафальгарскую площадь Лондона (лондонцы, наверно, и не подозревают, что могут связать два слова по-арабски), и вспомнил мелодраму «Леди Гамильтон» c Вивьен Ли и Лоуренсом Оливье. Мелодрама поздней ночью – не самый лучший спутник в путешествии. Даже если ее герой-любовник победитель трафальгарского сражения вице-адмирал королевского флота Горацио Нельсон. Куда соблазнительнее вглядываться в океанскую даль. Суденышко с 156 пассажирами играючи неслось к Гибралтарскому проливу. Ранним утром, сквозь дымку показались смутные очертания марроканского Танжера, основанного  по древнегреческому мифу великаном Антеем, которого Геракл, подняв над землей, задушил. Отчетливее проступала испанская Тарифа, с мысом Марроки, самой южной точки континентальной Европы. И, наконец, кораблик, по-английски попрощавшись с Атлантическим океаном, вошел в теснину, отделяющую Европу от Африки. Справа замаячила марокканская гора Джебель-Муса, слева, словно вынырнув из волн, – гигантская скала, Гибралтарская.


Панорама Гибралтара.

Страсть переименовывать топонимы вносит и внесет еще немало путаницы в историю. Финикийцы называли эти крайние мысы Средиземного моря столпами Мелькарта, греки – столпами Геракла, римляне – Геркулесовыми столбами. Арабы тоже решили их переименовать: в Африке – гора Джебель-Муса (гора Мусы), в честь полководца Мусы-ибн-Нусайра. Гибралтар – во славу арабского военачальника Тарика ибн Зияда – «Джебель-Тарик» (гора Тарика). В ходе Реконкисты, «джебельтарик» трансформировали на испанский лад – Гибралтар. На трехсотлетии заморской территории Гибралтар, один британский консерватор изрек: «Это очень важная дата. Триста лет в составе Великобритании, что намного больше, чем в составе Испании». Напомню, в составе Испании – всего на 60 лет меньше. Сомнительный довод! Ведь тот же Гибралтар находился под игом мавров 751 год. Ну, что требовать от современных политиков, которые в угоду меткого словца, не вникают в историю, чреватую, как известно, воспроизведением. Испанские политики мало в чем уступают своим английским коллегам. Они не перестают оспаривать Гибралтар у англичан, забывая, что на марроканском берегу, владеют полуанклавами – Сеутой (19 кв.км, почти в три раза больше Гибралтара), Мелильей и еще целым рядом островов.


Ввоз не более 2000 сигарет.

 «Тере Моана» без всякого напряжения причалила к гибралтарскому порту. Первое же предупреждение порта прибытия: ввоз не более 2000 сигарет. У меня с собой была пачка Danhill-а (20 сигарет), так что, не опасаясь штрафных санкций, беспрепятственно направился к старому городу, с которого начинается «Солнечное побережье» (простирается аж до испанской Малаги). Не путать с болгарским Слънчев брягом, хотя не спутается: «дистанции огромного размера», к сожалению, не в пользу болгарских братушек. Сужу как очевидец.   

Океанская деревня.

Ocean Village – «Океанская деревня», – самая роскошная часть Гибралтара, изящно прикорнула к заливу. Гибралтарцы народ зажиточный, большинство владеют собственными домами на склонах скалы, а некоторые предпочитают жить в шикарных апартаментах. Войдя в главные ворота некогда неприступной крепости, взял ориентир на знаменитую скалу.

Главные ворота Гибралтара.

В старом городе английский принцип «мой дом – моя крепость»прижился и на самом краю Пиренейского  полуострова. Хотя, Гибралтар – амальгама британского, испанского, генуэзского и мавританского наследий. Точка соприкосновения Европы, Азии и Африки, но эта «точка» непосредственно граничит только с автономным испанским сообществом Андалусией.

Некогда караульное помещение у крепостной стены превратили в общественный туалет.

Сегодня крошечному Гибралтару отведен рекорд одной из густонаселенных  в мире. Жители, а их чуть больше 30000, основательно переняли стиль «туманного Альбиона», однако разбавили этот стиль с отчаянной средиземноморской ленцой. Такой вот англо-испанский коктейль. При этом в городе удивительно равное количество мужчин и женщин. Бережет слабый пол пол сильный, ох и бережет! Хоть и леди здесь не просто темпераментные, а жгучие!.. Язык гибралтарцев поначалу напомнил мне английский во флоридском Майями: своего рода спанглиш. Но иногда очень трудно понять речь-гибрид: смесь британского английского с густым диалектом андалузского испанского. Гибралтарцы называют себя и свой язык  Llanito или Yanito, что означает «люди маленькой равниной страны». Этнические группы, помимо англичан и испанцев, составляют итальянцы, мальтизийцы, португальцы, немцы, северо-африканцы, а также индусы, французы, австралийцы, китайцы, японцы, поляки и датчане. А многие андалузцы из Испании едут на работу в Гибралтар. Что ж, это и есть крошечная модель Евросоюза!

Куль королевы. Елизавета II в бронзе...
и Елизавета II на полотне.

Да и Гибралтар – единственная колония в составе Евросоюза, правда, нисколько не ощущая колониального гнета. Признаться, колония колонией, но живет заморская территория намного лучше многих независимых государств EU. Символы Гибралтара – замок и ключ. Таксист объяснил мне эти символы с особым пафосом: «Мы – замок неприступный, ключ к которому хранится в самом замке. Попробуй выкрасть!.. И ни на какой кондоминиум с Испанией не согласны. Да будет благословенна королева!». Культ английской королевы на Гибралтаре, мне показался, в разы сильнее, чем на островах Тёркс и Кайкос. Уникален и аэропорт Гибралтара, его полоса выложена из искусственной насыпи на воде. Тесно, очень тесно Гибралтару, но зато привольно и обеспеченно.

В Гибралтар – только авиалиниями «Монарх».

Дорогу к скале (я побывал только на одном из Геркулесовых столбов, европейском) вела главная улица города Мейн-стрит, и тут на глаза попалась таверна «Сердитый монах» (The Angry Friar). Однако это заведение так и подмывало  назвать «Сердитым фраером». Объясню, почему. Заказав себе национальное блюдо Гибралтара – раскаленную калентиту (куриный пирог), видоизмененную итальянскую фаринату, запив её ледяной кружкой эля, я спросил официанта: «А с чего сердился у вас монах? Всё и вкусно, и чисто. Фраером в кулинарии был монах, фраером», – пожилой официант не разобравшись в игре слов (русское «фраер» и английское friar звучит почти одинаково), на всякий случай дружески кивнул и серьезно ответил: «Один монах вкусно отобедал в этом ресторане и сильно рассердился на собственное обжорство!». Так ли это или не так, не стану утверждать, но подмечу, что гибралтарцев врасплох не застать.

Монахи тоже сердятся.

Заглядываясь на местных красоток (не забывайте, что Мисс мира 2009 года Кайане Алдорино родом из Гибралтара), набрел на католический собор св. Марии XVI века. Подавляющее большинство гибралтарцев (74%) – католики, есть и протестанты, и евреи, и мусульмане. Но что-то не приметил англиканскую церковь.


Мусульманки Гибралтара.

В 1995 году король Саудовской Аравии Фахда подарил городу мечеть Ибоагим аль-Ибрагим, стоимостью в 5 миллионов английских фунтов стерлингов. Эта мечеть, самая крупная в Европе, возвышается на Европа-пойнт некогда фортификации мавров и испанцев. В мечети разместилась школа, библиотека, лекционный зал. Мусульманское население Гибралтара составляет по разным подсчетам 4% -7% от общего числа жителей города. Но это не предел. На Европа-пойнт  находится и старый маяк, модернизированный в самом конце XX века, и святыня – храм Богородицы Европы XV века. При этом патроном Гибралтара считается Бернард Клервойский, так как мавры навсегда покинули Гибралтар в день этого самого святого. Анналы сообщают, что сей святой был идеологом Крестового похода против славян.



Молчат пушки давно, уже лет двести.
Но Испания никак не смирится с тем, что Гибралтар английский.

Две площади Гибралтара Большая Казематская и Джона Макинтош (не путать с Чарльзом Макинтошем, создателем непромокаемого плаща), вполне достаточны для города. На первой располагаются пабы, бары, рестораны, на второй – парламент и Сити-холл. Джон Макинтош – успешный предприниматель и известный меценат, родился в Гибралтаре и большую часть жизни провел на родине. Хотя мог переехать в Лондон: финансы позволяли. А вот наследник  Джона Леннона, сын от его первой жены Синтии, – Джулиан Леннон, рок-музыкант и фотограф создал в Гибралтаре Julian Lennons Beatles Exhibition. Ведь Джон Леннон и Йоко Оно 20 марта 1969 года расписались в Гибралтаре, в английском консульстве. Вспомните The Ballad of John & Yoko в исполнении The Beatles. Да и Элвис Пресли когда-то пел: My footsteps may falter/ My eyes may grow dim/ But He’s my GIBRALTAR/I’m trusting in Him. Надеюсь, слова песни не нуждаются в переводе.

 «Прекрасная британская еда на вынос!» - гласит вывеска.
Где же такую британскую еду откопали? Даже в Лондоне ее нет!

Полуанклав Гибралтар считается богатейшим в Европе и имеет одну из лучших образовательных систем. Местное правительство оплачивает обучение своих молодых земляков и в Англии. Образованностью здесь не кичатся, а блистают. Те, кто внимательно читал «Улисс» Джеймса Джойса, помнят, что жена главного персонажа Леопольда Блума, оперная певица Молли Блум, коварно изменившая ему, была родом из Гибралтара, о чем на всякий случай напоминает памятник, посвященный литературной героине перед одним гибралтарским домом, где по фантазии писателя, она жила. Но я что-то не приметил  памятника Генри Кери, немаловажного автора для английской литературы, который прославился своим переводом «Божественной комедии» Данте. К слову, этот перевод считается одним из лучших. Нет и статуи Уильяма Пенни, коренного гибралтарца, физика и математика, «отца» английской атомной и водородной бомб. Говорю же, не кичатся, а блистают!

Главная улица Гибралтара – Мейн-стрит.

На одной тенистой улочке, ошалев от жары (в Гибралтаре 300 солнечных дней в году), зашел в кафе и заказал кофе «Гибралтар». А какое еще прикажете пить в Гибралтаре? Официантка недоуменно взглянула на меня. Пришлось объяснить: «Кофе «Гибралтар» – экспрессо, с небольшим добавлением горячего молока. Такой напиток получил название в Сан-Франциско, где я живу». Она лукаво улыбнулась и тут же выпалила: «Нет проблем! Я принесу вам экспрессо и горячее молоко. Добавляйте молока сколько душе угодно!». Душе было угодно ложечку. Глотнув сан-францисский кофе по названию «Гибралтар», благодарно подмигнув официантке, поплелся под палящим солнцем к фуникулеру.

Жарко!.. Даже на высоте 426 метров, ведь до Африки рукой подать, всего 13 км.

Гибралтар  был удобным плацдармом для покорения Испании и Европы. На испанских и португальских землях мавры основали Кордовский эмират. Тогда же приступили к строительству мавританского замка, с башней Памяти. Часть замка до 2010 года была тюрьмой, а сегодня – одна из главных достопримечательностей Гибралтара. И за что только сажают в гибралтарскую темницу? Неужели за ввоз более 2000 сигарет? Не только. Контрабандисты особо облюбовали «Англию на берегу Средиземноморья». Достопримечательностей в Гибралтаре, который к тому же признан международным центром парусного спорта, немало: бани мавров, пещера святого Михаила, тоннели, шесть пляжей, музеи... У уникальной скалы – много уникального. Но главное – скала. Вагончик фуникулера за шесть минут поднял меня на вершину, откуда открылась умопомрачительная панорама на Гибралтарский залив, Средиземное море, и испанский порт Альхесирас. Когда-то сюда добирались на мулах. Так было во времена Марк Твена и Жюль Верна. Но славу богу, мулов заменил фуникулер, который в англоязычных странах упорно называют канатной кабиной.
На мой взгляд, самая главная достопримечательность Гибралтара – аура Гибралтара. Ощущение того, что стоишь на самом краю моря, моря посреди Земли, на берегах которых возникли древнейшие цивилизации.  

My House is my Castle (Мой дом – моя крепость») - английский принцип прижился на самом краю Пиренейского  полуострова.

Сменит ли Гибралтар английскую корону на испанскую, всё это зависит, как меня уверяли, не от общественного мнения. К слову, по итогам  референдума в конце 60-х прошлого века за выход из состава Великобритании проголосовало всего 44 гражданина, против – 12000. Сразу после такого неутешительного результата, разобиженный генерал Франко закрыл испанскую границу с Гибралтаром, но король Хуан Карлос I лет через десять отменил волюнтаризм диктатора.

Традиционный королевский почтовый ящик, но на сиесту единственная почта закрывается с мадридской точностью.

Второй референдум 2002 года мало что изменил в политических пристрастиях: 98,5% выразили горячее желание оставаться в прежнем статусе. Хоть это и смешно, и неправдоподобно, но судьба заморской территории Великобритании зависит от... приматов. Да, да, от приматов!

Магот или макака – единственная обезьяна, живущая в Европе на воле,
да и то только в Гибралтаре.

И это не опечатка. Уинстон Черчилль, например, страшно заволновался во время Второй Мировой войны (!), когда ему доложили, что популяция обезьян на Гибралтаре резко сократилась. Легендарный  премьер-министр в военную годину приказал срочно заняться обезьяним вопросом. Повод для такого беспокойства был. Повод суеверный. Мне на вершине скалы, старый гибралтарец поведал давнее предание. Будто бы Гибралтар останется британским до тех пор, пока жива на скале хоть одна макака магот. Как они попали на Гибралтар из Марокко, ученые спорят до сих пор. И почему государственное устройство этой заморской территории ставится в прямую зависимость от бесхвостых узконосых обезьян, никто толком не знает. Марк Твен, пожалуй, единственный американский писатель, оставивши подробное описание своих путешествий, писал: «Разумеется, гибралтарские обезьяны могли бы, если бы захотели, отправиться в Испанию, и без сомнения они этого хотят, – следовательно, как мило, как самоотверженно с их стороны цепляться за этот скучный утёс». Впрочем, маготы  успешно переняли у политиков некоторую «предвыборную» назойливость. Они без робости подходят к туристам, протягивают им лапки, а то и просто скачут вокруг людей, издавая странные, но мелодичные звуки. Часто прыгают на вагончик фуникулера. Их отгоняют криками рабочие, обслуживающие канатку. Отгоняют предупредительно, помня, что за причинение маготам вреда налагается штраф в 4000 фунтов стерлингов. Это  предание послужила сюжетом и для сатирического рассказа Жюль Верна «Джи Бралтар».



Охраняя заморскую территорию Великобритании нелишне помнить: нужен глаз да глаз. 
Тем более, что недавно испанские пограничники, преследуя контрабандистов, вторглись в территориальные воды Гибралтара, вызвав недовольство британского правительства.  

Жара все усиливалась. Я на прощание  взглянул на простор с птичьего полета, а еще точнее, с полета Джеймса Бонда в фильме «Искры из глаз» (1987 год), в котором он, «во славу Её Королевского Величества», парил над Гибралтаром.
Через шесть минут я оказался в городе. Гибралтарцы в те часы традиционно наслаждались испанской сиестой. Когда я проходил мимо кафе на безлюдной тенистой улочке, заметил грифельную дощечку с надписью: «Только у нас! Кофе «Гибралтар»». Официантка оказалась прилежной и предприимчивой ученицей.  


Панорама на Гибралтарский залив, Средиземное море, и испанский порт Альхесирас.

Текст и фото ©US Argusи Рафаэль Акопджанян.

Sunday, December 1, 2019

ИТАЛЬЯНСКАЯ СОТНЯ или ОТ ГАЛИЛЕО ГАЛИЛЕЯ К МАДОНЕ



Ржавая водосточная труба разделяет Галилео Галилея
от «отца криптогамии» Пьера Антонио Микели.

Наверно, самое популярное после слова OK во всем мире слово – Office. Откровенно говоря, на меня нагоняет тоску посещение любого офиса, будь то государственного, будь то коммерческого, будь то медицинского. Но во флорентийские «те дни, когда мне были новы все впечатленья бытия», ни свет, ни заря с необычайным подъемом направился в самый желанный офис – музей Уффици (итальянское ufficio и послужило основой для английского «офис»). Флорентийскому «офису», да и всей Флоренции, следует посвящать восторженные оды. Но в настоящем эссе я ограничусь цитатами из одного опуса, который приобрел в книжной лавке на мосту Понте Веккьо да прогулкой по знаменитой скульптурной галерее Уффици. Опус Стефана Спинези «100 итальянцев, оказавших влияние на культуру, науку и политику», то есть взгляд итальянца на великих итальянцев, изданная на английском языке, дополнила мое пребывание в Италии весьма и весьма забавными умозаключениями. Многие страны и народы составляют подобные списки: от Австрии, которая скромно набрала всего 50 великих австрийцев, и до Соединенных Штатов. Правда, в США остановили свой выбор на заглавии с непомерным американским размахом: «1001 человек, которые сделали Америку». К слову, в эту книгу включён всего один армянин. И этот армянин – художник  Аршил Горки (Востаник Адоян). Спешу успокоить армянский народ, «показатель» не так уж и плох, если учесть, что русских в этом списочном издании всего двое – Владимир Зворыкин, запатентовавший в 1923 году иконоскоп, прообраз будущего телевизора, да писатель Владимир Набоков. Хотя армян «сделавших Америку», намного больше. Впрочем, я об этом уже не раз писал. Приведу лишь одну ироничную цитату из моих прошлых эссе: «Ну не смех ли, что в «1001» не включили  Вараздата Казанджяна, основоположника пластической хирургии в США, который за свои 95 лет «сделал», в буквальном смысле этого слова, многие американские лица!» Однако вернемся к С.Спинези. Первое место в своем творении он отводит Галилео
Галилею. И только второе достается Христофору Колумбу. На третье – поставлен лауреат Нобелевской премии за 1909 год, создатель радио Гульельмо Маркони. Четвертым оказался другой нобелянт, ядерщик Энрико Ферми. На пятом – Александр Вольта, изобретатель конденсатора, навеки оставивший потомству свое имя в виде названия единицы электрического напряжения. На шестом – математик, автор энциклопедической «Книги абака» Леонардо Фибоначчи. Собственно, благодаря синьору Фибоначчи, помимо числовой возвратной последовательности – ряда Фибоначчи, мир пользуется еще и цифрами, называемыми арабскими. Ему, как видим, из цифр выпала не римская – VI, а арабская 6. На седьмом вновь физик, ученик итальянца №1 – Эванджелиста Торичелли, знакомый любому школьнику по «торичеллевой» пустоте. В извечном споре, кому же из художников Высокого Ренессанса в будущем достанется пальма первенства, итальянец Спинези взял сторону Микеланджело (9-й), и лишь десятый в этом реестре Леонардо да Винчи. Тут самое место перечислить нумерацию итальянских художников: Чимабуэ – 59-й, 60-е – династия Беллини (Якопо и два его сына – Джованни и Джентиле), Джорджоне – 61-й, историк живописи Джорджо Вазари – 62-й, выше и Рафаэля (63-й), и Сандро Боттичелли (64-й), и Донателло (65-й), и Мазаччо (66-й), и «великолепного авантюриста» Бенвенуто Челлини (67-й). Но не повезло в этом ранжире Тициану (71-й). И совершенно забыт «отец» итальянской скульптуры Никколо Пизано. Что поделаешь, последовал спинезский приказ: «По ранжиру становись!». 



«Отец» итальянской скульптуры Никколо Пизано.

Как бы вопреки устоявшемуся мнению, что итальянцы Аполлону служат старательнее, С.Спинези, дает понять, что многие его соотечественники возложили свою редкостную лепту и на алтарь Эскулапа. Второй десяток списка, полностью посвященный медицине и биологии, возглавляет Джанбатиста Морганье (11-й), основоположник  патологической анатомии. За ним другой анатом – Габриэль Фаллопий (12-й), описавший яйцеводы человека, иначе фаллопиевы трубы, которые, выходит, для цивилизации важнее венозных клапанов, обнаруженных Джероламо Фабрицием (13-й). 14-е имя – Марчелло Мальпиги. Он впервые описал капилляры «как звено кровеносной системы, связывающее венозные и артериальные сосуды». На 15-м – врач, но при этом еще и астроном, и поэт Джироламо Фракасторо. В свое время, в кватроченто, Фракасторо изложил не только сущность инфекционных болезней, но и сочинил оригинальную поэму – «Сифилис, или о галльской болезни». Но самое ошеломительное для меня то, что он на 23 позиций опередил самого Данте (38-й), за которым сразу же следует Макиавелли (39-й), первый подметивший, что в фундаменте развития истории лежит исключительно «материальный интерес». Но не хлебом единым жив человек! Этого не исключает и С.Спинези, поэтому на 40-м – святой Франциск Ассизский. Стало быть, с итальянским влиянием на святость не всё так уж и гладко; в таком влияние преобладает материальный интерес! И это-то в католической стране!.. Перелистывая данный опус, всегда наткнешься на вычурное откровение. Например, 41-й – Джузеппе Мадзини, писатель, борец за национальное освобождение, вслед за которым следует «отец фашизма» Бенито Муссолини (42-й). 



Государственный деятель и историк Франческо Гвиччардини рядом с Америго Веспуччи. И тут не обошлось без водосточной труба.

Отмечен и Америго Веспучи (43-й), благодаря которому Новый Свет получил свое оригинальное имя. Впрочем, особое спасибо Мартину Вальдземюллеру, который четвертую часть света сообразил назвать по имени, а не фамилии флорентийского мореплавателя. Иначе как бы назывались США? Трудно даже себе представить: СШВ – Соединенные Штаты Веспучии! К слову, 43-му сильно досталось в свое время от американского мыслителя Ралфа Уолдо Эмерсона: «Странно, что обширная Америка должна носить имя вора. Америго Веспуччи, торговец маринадом из Севильи, чей высший морской ранг был равен чину младшего лоцмана экспедиции, так и не вышедшей в море, сумел занять в лживом мире место Колумба и окрестил половину земного шара своим бесчестным именем». С 44-м, с Марко Поло, тоже неувязочка получается. Когда я был в Хорватии, меня пригласили на остров Корчула и показали дом, в котором родился «первый из европейцев, описавший Китай и близлежащие страны». И там же мне со всей хорватской обстоятельностью поведали, что Марко Поло – стопроцентный хорват. 45-й – мореплаватель Джон Кабот, от него же пошло каботажное плавание. Я не намерен перечислять всех 100 итальянцев, но вот с «музыкальным влиянием» итальянцев надо бы разобраться, понять, кто же на самом деле «матушке-музыке» дорог! 57-й в этом опусе – первый классик оперы Клаудио Монтеверди, 58-й – создатель «Севильского цирюльника» Джоаккино Россини. Композиторы, отец и сын Скарлатти (Алессандро и Доменико) 69-е. Вдвоем они без особой натуги оттеснили А.Вивальди (70-й), мастера скрипок Страдивари (72-й), опередив Д.Пуччини (73-й), Артуро Тосканини (79-й),  Гаэтано Доницетти (80-й), но, отдадим должное С.Спинези, Джузеппе Верди всё-таки 49-й. Перед создателем «Декамерона» Боккаччо (50-й), но после изобретателя фортепиано Бартоломео Кристофори (47-й) и автора романа «Обрученные» Алессандро Мандзони (48-й). В списке не значится Гвидо Аретинский, создавший на основе акростиха молитвы к Иоанну Крестителю систему сольмизации (те самые «до», «ре», «ми» и т.д.).

 Гвидо Аретинский, создавший на основе акростиха молитвы к Иоанну Крестителю систему сольмизации.

Ну, если он не оказал влияние на мировую музыкальную культуру, стоит ли огорчаться, что сыгнорирован флорентинец Жан-Батист Люлли, создатель французской национальной оперы! Во главе следующей полусотни появляются сразу два архитектора – Филиппо Брунеллески (51-й) и Леон Баттиста Альберти (52-й). А почему забыт Донато Браманте, создатель базилики св. Петра в Ватикане? Понятно, список не резиновый, всех не уложить в прокрустово ложе, по имени «100». Вот и приходится после Лучиано Паворотти (88-й), ставить двух голливудских актеров: Роберт де Ниро и Аль Пачино. Для С.Спинези они абсолютно равны по своей значимости. Двоих приговорил на одно место, на 89-е. А что же Джузеппе Гарибальди, памятники которому стоят почти во всех итальянских городах? Он где-то там, почти в конце списка – 76-й.  За ним следует… Ну, как вы думаете, кто? Неужели угадали? Совершенно верно! Чарльз Лучано, гангстер, по прозвищу  Везунчик (77-й). Чем он лучше Аль Капоне (83-й), остается только догадываться. А ведь именно Аль Капоне первым в Америке назвал мафию по-итальянски «коза ностра» («наше дело»). И вдруг, после него всплывает Фрэнк Синатра (84-й). Далее затылок в затылок Мартин Скорсезе (85-й) и Фрэнсис Коппола (86-й). На что же намекает С.Спинези? Стоит поразмыслить!.. И, наконец, современный писатель – Итало Кальвино (87-й). Но не упомянуты нобелевские лауреаты по литературе Джозуэ Кардуччи, Грация Деледда, Луиджи Пиранделло, чья пьеса «Шесть персонажей в поисках автора» оказала влияние на всех последующих драматургов. Во главе восьмого десятка – Энрико Карузо (81). На следующей странице уже Никколо Паганини (82-й), перед Аль Капоне. На 90-м – легенда бейсбола Ди Маджио, который с несравненно большим пиететом упоминается Хемингуэем в «Старике и море»: «Вот бы взять с собой великого Ди Маджио». А на какое место определен Фредерико Феллини? На 74-е, впереди банкира Джианнианни, того самого «отца» Банка Италии, ставшего впоследствии Bank of America. Самый последний десяток возглавляют «друзья советских пионеров», «карандашные» Сакко и Ванцетти (91-е). После них – Бернардо Бертолуччи (92-й). К которому притянуты Витторио де Сика (93-й), Лукино Висконти (94-й), Марчелло Мастроянни (95-й), София Лорен (96-я)… Тут кинематографический ряд прерывается ради Камилы Паджиа (97-я), автора уникального фолианта «Секс, искусство и американская культура», из которой можно почерпнуть, что «бисексуальность – универсальная норма, фотография – сексуальная реальность, а изнасилование всего лишь форма грубой любви». 98-й Франко Дзеффирелли, 99-й – Франк Капра, старейший американский режиссер, и замыкает доблестную сотню  скандально-великая Мадонна. Так определены С.Спинези «100 итальянцев, оказавших влияние на культуру, науку и политику», временные границы которого от основания в IV веке н.э. св. Фабиолой госпиталя для бедных (IV век) и до наших дней.
Перелистывая сей, с позволения сказать, труд, заметил, что присутствуют своим полным отсутствием два великих Карло – Гоцци и Гольдони, сатирик и «отец европейской журналистики» Пьетро Аретино, поэт Лудовико Ариосто, Элеонора Дузе, Томмазо Сальвино, писатель и кратковременный правитель Республики Фиуме Габриеле Д’Аннунцио, основатель футуризма Маринетти, великий неаполитанец Эдуардо де Филиппо,... Не упомянут и Рудольф Валентино. А ведь, когда 23 августа 1926 года в нью-йоркской больнице от перитонита скончался тридцатиоднолетний «великий  экранный любовник», среди его  ярых поклонниц и поклонников прокатилась волна самоубийств. Кто из итальянцев может «похвастаться» подобного рода рекордом? Даже дуче послал на похороны соотечественника представительную делегацию своих чернорубашечников, возложивших от его имени венок с лаконично-претенциозной лентой «От Бенито». А главной недостаток книги синьора Спинези видится в том, что в ней не названы те два
 залихватских неаполитанца, которые лет 150 назад приучили американцев поедать пиццу. Воистину надо быть итальянцем, чтобы так вольно обращаться с великими итальянцами!
По какому принципу строилась этот опус? Согласно ли утверждению итальянского писателя Массимо Бонтемпелли: «Действительно выдающимся человеком может стать лишь тот, кто в повседневной жизни способен оставаться человеком обыкновенным», или дефиниции корсиканцы Бонапарта: «Гениальные люди – это метеоры, призванные сгореть, чтобы озарить свой век»? Тогда почему обделен вниманием, приговоренный к сожжению на костре Джордано Бруно? Хотя, что тут гадать! Неплохо бы повторить слова итальянца № 48 Мандзони: «Действовать без правил – самое трудное и утомительное занятие». От себя добавлю: судить действия без правил утомительно вдвойне!
Впрочем, в галереи Уффици существует особливый «список»: в виде статуй. Некоторых  из них С.Спинези не включил в свою книгу.



Св. Антоний.

Врач Франческо Реди

Анатом Паоло Масканьи.

Андреа Чезальпино.

 «Проигнорирован» св. Антонио, «исключен» врач Франческо Реди, «не упоминаются» анатом Паоло Масканьи, Андреа Чезальпино, в честь которого назван род растений цезальпиния, живописец, скульптор Андреа Орканья, «отец криптогамии» Пьера Антонио Микели, государственный деятель и историк Франческо Гвиччардини, наконец, глава Флорентийской республики, величайший меценат Лоренцо ди Пьеро де Медичи «Великолепный»…

Живописец и скульптор Андреа Орканья.

Лоренцо ди Пьеро де Медичи «Великолепный».

Но не спорить же мне, армянину, живущему в Сан-Франциско, с итальянцем по поводу «100 итальянцев, оказавших влияние на культуру, науку и политику». И в самом деле, какое мне дело до этой книги!.. Ну, во-первых, по данным ДНК в моих жилах течет 8% итальянской крови (какой-то мой дальний предок уволок красавицу-неаполитанку в Эрзерум. Не мудрено: всех моих предков ласково звали Акоп джанами). Во-вторых, подобные списки вносят историческую путаницу. И, в-третьих, прогуливаясь по галерее Уффици,  держа в руках многостраничный опус С.Спинези, в который раз осознал: не следует втискивать красоту мира, в данном случае величие Италии, в сомнительные «сотни». А в доказательство моей правоты предлагаю фотографии скульптур некоторых великих итальянцев, но уже по версии «Галереи Уффици», которые, увы, не вошли в список С.Спинези. Знание, конечно же, – сила. При этом не стоит забывать, что усеченное знание делает людей полуобразованными. И главное соображение: в этой сотне первый номер отведен Галилео Галилею, а последний – Мадонне. Кажется, наглядно проглядывается, согласно С.Спинези, «эволюция» ценностей. А это уже не только итальянская проблема. Или я ошибаюсь?

Текст и фото ©US Argus и Р.Акопджанян