СОВЕТСКИЙ СПУТНИК «РАЗБИТОГО» ПОКОЛЕНИЯ

Музей битников.

Если центром «потерянного поколения» (от Шервуда Андерсона и до Хемингуэя, от Фитцджеральда и до Томаса Элиота), считалась старушка-Европа во главе с Парижем, то десятилетиями спустя, «разбитое поколение», прошвырнувшись по Латинской Америке и Северной Африке, выбрало своей меккой родину Роберта Фроста и Джека Лондона – Сан-Франциско. Сегодня критики в один голос декларируют, что с битников начался «ренессанс сан-францисской поэзии». Правда, дорога к этому ренессансу была вымощена брусчаткой из адского материала.

4 сентября 1957 года в СССР запустили первый искусственный спутник Земли. А уже меньше, чем через год – 2 апреля 1958 года, в Сан-Франциско с легкого пера журналиста Херба Кена соскочило окончательное название литературного движения Beat Generation («разбитое поколение») – битники. Какая же связь между этими далеко не равнозначными – космическим и поэтическим – событиями? Пожалуй, только одна – лингвистическая. Вслушаемся в это слово и разобьем его на два слога. В «битник»-е органично слились английский корень beat («бить, разбивать») и русский суффикс – «ник». Так, по подобию, но далеко не образу, советского Sputnik , в английском стали употреблять англо-русский неологизм Beatnik. (Я перелопатил гору литературы о битниках, но в русских источниках так и не нашел даже тени намека на родство этих двух слов.) Херб Кен писал еще, что битники, как спутник – о котором все говорят, но никто никогда не видел! Думаю, критик сильно преувеличивал: битников видели и на всех шумных сборищах, и на улицах в экстравагантных одеяниях, а иногда даже... нагишом!

В Америке времен Дуайта Эйзенхауэра, в самом конце 50-х имена Аллена Гинсберга, Грегори Корсо, Лоуренса Ферлингетти, Рексрота Кеннета, Уильяма Берроуза, Кена Кизи и «короля битников» Джека Керуака вызывали у консервативных американцев обывательскую неприязненность и филистерскую брезгливость. И дело тут было не в литературных привязанностей и вкусах. Главным образом, осуждалась открытая любовная связь Гинсберга с сыном белогвардейского офицера Питера Орловского. Лозунг же битников: наркотики, алкоголь, секс (причем, однополый), джин, кофе, заполучить «все и сразу», – поверг в шок «тихих американцев». Но этот лозунг с энтузиазмом переняло следующее поколение, поколение хиппи. Недаром их апостолом считается Дж.Керуак.

В Советском Союзе, хоть и кляли хиппи, на комсомольских собраниях заставляли стричься длинноволосых, но, как это ни странно, битников печатали. Никакой «моральный кодекс строителя коммунизма» не мог помешать публикациям «откровенных гомосексуалистов и наркоманов». Парадокс? Ничуть! Ведь только перечень названий их стихотворений можно было лукаво преподнести, как острую критику загнивающего капиталистического общества. В 1975 году, в антологии «Современная американская поэзия», (издательство «Прогресс»), появились стихи Гинсберга, Корсо, Ферлингетти... Мне помнится из этой антологии гинсбергское стихотворение «После чтения «Мертвых душ»:

Куда, Америка, куда

ты мчишься в своем роскошном

автомобиле...

На что преуспевающие американцы хором отвечали: «К американской мечте!». 

Не удивительно, что Ален Гинсберг внимательно перечитывал Николая Васильевича. Его предки выходцы из Львова. Мать – до последних своих дней оставалась ярой поклонницей марксизма. Анкетные данные поэта (отец тоже из левых), кажется, соответствовали пропагандистским целям КПСС. И только после его приезда в Москву, когда он пытался продолжить свои «сексуальные выкрутасы» идеологические органы  спохватились, поняли, что дали непростительную промашку.

Битники сыграли немаловажную роль в формировании новой американской литературы. Керуаковский метод «потока сознания» пытались перенять начинающие романисты, впрочем, как и гинсбергскую «диссоциативность» – начинающие поэты. Да и сегодня в самый популярный (вот уже более полувека) книжный магазин Сан-Франциско, названный хозяином, издателем, поэтом, художником и ультра-либералом Ферлингетти вслед чаплинскому фильму «Огнями большого города», приходят не только покупать сборники поэзии и прозы, но и со всей Америки приезжают поклониться «поэтическому центру» битников.

С 2001 года, по решению городского совета, за выдающийся вклад в развитие национальной  литературы, этот книжный магазин считается официальной достопримечательностью города. А ведь в 1956 году против Лоуренса Ферлингетти было возбуждено уголовное дело по обвинению в нарушении благопристойности. Обвинение последовало сразу же после публикации «Howl and Other Poems» (в русском переводе «Вопль и другие поэмы») Аллена Гинсберга.

Пару слов о благопристойности в данном случае не помеха.

Книжный магазин находится на не располагающей к поэтическому созерцанию шумной авеню Колумба, – «авеню ресторанов», так называют еще эту вечно буйную  центральную часть города. Да к тому же лицом к «Кондору» знаменитому стрип-клубу, также включенному в число достопримечательностей города. Однако, несмотря на такое двусмысленное соседство, «Огни большого города», работают до полуночи, и до самой полуночи книжный магазин никогда не пустует.

Книжный магазин «Огни большого города».

Интерес к битникам с каждым годом возрастет. И вот, сравнительно недавно, 1 сентября 2006 года, недалеко от магазина «Огни большого города», на углу авеню Колумба, откуда и начинаются «охотный ряд» стрип-клубов местного Бродвея, в здании  некогда второсортного отеля «Швейцария», открылся музей битников, перед входом которого, во весь рост – фотография в обнимку Джека Керуака и Нила Кассади, словно мемориал современным Диоскурам. Сравнение вполне уместное, если вспомнить миф о бессмертном Полидевке, который передал часть своего бессмертия своему смертному брату Кастору. Но прежде чем попасть в музей, предстоит шагнуть в сувенирную лавку. Здесь предлагается все о битниках: книги, фотографии, плакаты, майки, брелки... Словом, непременный набор, которым, приехав в Сан-Франциско, нагружается любой турист. И только потом с пакетом покупок, приезжий направляется на второй этаж, где и, собственно, расположился музей. Но если вы ожидаете увидеть нечто вроде литературного дома-музея, вас ожидает разочарование. Среди немногочисленных экспонатов музея – пишущая машинка, которая принадлежала то ли Кену Кизи, автору романа «Полет над гнездом кукушки», то ли Уильяму Берроузу, создателю «Обеда нагишом»; клавесин, на котором играл Аллен Гинсберг; пара рукописных страниц да несколько стендов с разноязычными книгами битников. Две из которых – на русском: переводы керуаковской прозы «В дороге» и «Ангелы опустошения».

Основатель музея – американец итальянского происхождения Джерри Чимино, энергично повествуя мне об экспозиции, между делом вставил: 

- Это здание бывшей гостиницы знаменито тем, что отсюда, со второго этажа в начале шестидесятых свалился нетрезвый Ленни Брюс. Великий сатирик, тот самый, который зубоскалил, что если ты живешь в Нью-Йорке, и будь ты сто раз католик, ты все равно еврей.

Нет, это не дом-музей, скорее «Музей того времени», когда едва приближающийся к своему сорокалетию, Лоуренс Ферлингетти, то ли кощунствовал, то ли атеистки ликовал:

Нет бога кроме Бога?

Нет бога кроме Смерти.

А Грегори Корсо то ли уговаривал себя, то ли утешал холостяков:

Жениться? Стать, как и все? 

- А вот наш главный экспонат!

Чимино подвел меня к плакату. «Sputnik Land in North Beach». Наверное, мало, где существует подобный культ первого советского спутника. Тут увидите фотографию в натуральную величину спутника, почтовые марки, посвященные спутнику, монеты, плакаты, открытки... Видно, мистеру Чимино немало пришлось поработать с филателистами, филокартистами, нумизматами...

Вывеска кафе «Триест».

Писать, как битники, в «середине кошмарного века» (выражение Кеннета Рексрота), неожиданно стало модно среди молодежи и в наши дни. И вот молоденькая ненатуральная блондинка, в кафе «Триест», где когда-то Фрэнсис Копола работал над сценарием «Крестного отца», читает мне свои стихи из будущего сборника «Бомба вагины».  Стихов ее, правда, не понимаю, их уже и не назовешь потоком сознания, даже монологом вагины, скорее – сплетнями вышеупомянутого женского органа. Я ее спросил, какое понятие она вкладывает в «бомбу вагины»?

Она ответила:

-  Что-то вроде «Секс-бомбы».

Я допил свой двойной эспрессо, нещадно прервал ее, напомнил о пьесе «Монолог  вагины» Ив Энцлер и вновь спросил:

- Мисс-перемисс поэзии, а ты хоть знаешь, как возникло словосочетание секс-бомба?

Она упрямо, но честно мотнула головкой. Мне пришлось объяснять:

- Во время войны один солдат-шутник наклеил на атомную бомбу фотографию девушки своей мечты – актрисы Рита Хейуорт. Тогда впервые бомбу испытывали на атолле Бикини... 

- А разве есть такой атолл?.. Бикини ведь купальник?

Я был удивлен, что она знает слово «атолл»:

- Впервые купальники – узкий лиф и узенькие трусики – появились на этом атолле. По имени атолла их и назвали.

Мисс-перемисс что-то стала лихорадочно записывать в свою тетрадку.

- Но откуда тебе все это известно? Ведь английский не твой родной!

Окрыленный, что она забыла о своих стихах, я тут же продолжил военную тему:

- А знаешь ли ты, мисс-перемисс поэзии, историю слова блокбастер?

Она вновь мотнула головой и романтически задумалась:

- Опять вернемся ко Второй мировой. Когда английские ВВС сбрасывали многотонные бомбы на города Германии, то сообщали своему командованию: с кварталом случилось нечто невероятное (неправдоподобное) – Block buster. Имея в виду, что весь разрушен...

- А почему фильмы называют блокбастерами?

- Наверное, надеются, что фильм снесет жителей квартала в кинотеатры! 

Недавно я получил по E-mail-у сообщение, что моя знакомая  мисс-перемисс поэзии, устраивает вечер в каком-то кафе, где впервые прозвучит ее поэма «Блокбастер секс-бомбы-вагины в бикини». Чем чуднее, тем моднее!  

«Oh oh oh oh oh oh oh oh oh», - писал в своем стихотворении поэт, которого зовут Арам, сын Уильяма Сарояна.

«Ooooh, oooooh, ooooh», - вторила ему Лин Хейджинян. Нет-нет, она не армянка, а чистокровная ирландка. Но эта знаменитая поэтесса до сих пор подписывается фамилией своего первого мужа-армянина.

Поэзия давно перешла на междометия. Жизнь такая – охи да вздохи!

©US Argus & Рафаэль Акопджанян.  

ГДЕ ХРАНИТСЯ КЛЮЧ ОТ БАСТИЛИИ?

Нет, нет!.. Не в Париже, не во Франции, даже не в Европе!.. Так, где же находится ключ от разрушенной в 1791 году парижанами зловещей тюрьмы?.. Однако попервоначалу стоит сказать пару слов об одном адмирале. Британский адмирал Эдвард Вернон имел привычку расхаживать по палубе в непромокаемом камзоле из грубой ткани, которую англичане называли grogram, за что и получил кличку Old Grog («Старый Грог»). Ему же принадлежит идея разбавлять ром, предназначенный для матросов, водой в соотношении 4:1. Понятно, чтобы морячки по пьяни не взбунтовались. Морячки презрительно назвали сильно разведенный напиток грогом. Вот еще пример алкогольного напитка, который призван был бороться с понижением алкоголя, но стал в Австралии и Новой Зеландии синонимом любого алкоголя. Теперь перейдем к Лоуренсу Вашингтону, старшему сводному брату Джорджа Вашингтона. Капитан королевского флота Лоуренс Вашингтон, служивший под командованием адмирала Вернона, назвал семейную плантацию у реки Потомак, доставшуюся в наследство от отца, по имени своего командира. То ли из уважения к адмиралу, то ли из-за пристрастия к грогу. На карте Америки впервые появился топоним Маунт-Вернон. Это потом стали называть города Вернонами в Техасе, Калифорнии, во Флориде… После скоропостижной смерти Лоуренса (умер он от чахотки в 34 года), его вдова плантацию сдала в аренду Джорджу Вашингтону. А после её смерти, будущий первый президент США полноправно унаследовал Маунт-Вернон. Став президентом, не переименовал британское название, более того, Вашингтон часто навещал свою плантацию. Мне рассказывали, что на своей плантации он посадил больше тюльпанов, чем сажали во всей Голландии. Верится с трудом, но ведь в США и так мало легенд! Пусть же эта легенда станет дополнением к портрету «выдающегося человека, который предоставил возможность простым людям придти к власти». 

Отлитая в бронзе скульптурная композиция

«Джордж Вашингтон, Марта Вашингтон и пасынок и падчерица

первого президента США».

Маунт-Вернон находится недалеко от американской столицы, в штате Виргиния. Этот штат чаще почтительно именуют «Матерью президентов». Восемь президентов США были родом из Виргинии. В том числе и первый – Джордж Вашингтон. Да и шесть президентских жен родились в Виргинии. В том числе и самая первая «первая леди» – Марта Вашингтон. Ни один американский штат не может похвастаться подобным рекордом. Но если б, не приведи Господь, демократ Тим Риан не вышел бы из президентской гонки 2020 года, то у штата Огайо могли появиться призрачные шансы приблизиться по «президентским показателям» к Виргинии.

Родовой особняк Вашингтонов в стиле палладианства.  

Маунт-Вернон, построенный по принципам итальянского архитектора Андреа Палладио, сохранил типично плантаторский уклад. Виргинские революционеры были людьми не бедными, образованными, имели неплохой вкус. Адвокат, писатель, философ, ученый и архитектор Томас Джефферсон, к слову, жил в неоклассическом Монтичелло (по-итальянски «небольшая гора»), адвокат Джеймс Мэдисон владел имением Монпелье (в пику англичанам названо вслед французскому городу-курорту). Впрочем, революция в США была совершена главным образом из-за нежелания платить налоги Англии. А попробуй сегодня уйти от американских налоговых служб! Ни одна революция не поможет! В том числе и пролетарская. О плантации  Маунт-Вернон стоит писать особо. Что я и намерен сделать в книге об Америке. Сегодня же, только о парадной этого огромного особняка, где и висит ключ от Бастилии.

С портретом Джорджа Вашингтона у дома-музея Джорджа Вашингтона.

В 1790 году ключ от Бастилии подарил Джорджу Вашингтону участник трех революций маркиз де Лафайет со словами «от миссионера  свободы патриарху свободы». Признаться, что-то двусмысленное есть в том, что ключ от разрушенной тюрьмы Бастилии находится в США. Разве нет?

Бастилии давно нет, а ключ от Бастилии хранится в Маунт-Верноне,

штат Виргиния, США.

 Copyright USArgus & Р.Акопджанян